Последний рыцарь.
-
Вступление. От автора.
Рассказ по началу будет скучным, но в дальнейшем события будут более захватывающими. Если у кого-то появится желание присоединиться к повествованию, то я не буду против. Например как было в этом случае. Рассказ написан под впечатлением рассказов Стивена Кинга и игры. Так что если кому-то покажутся знакомыми некоторые обороты речи в рассказе, то это только из-за дикой любви к Кингу.
Глава I Часть 1
Человек в черном пытался укрыться в пустыне, а рыцарь преследовал его.
Громадная эта пустыня - апофеоз всех пустныь - растянулась до самого неба на долгие парсеки по всем направлениям. Белая слепящая, обезвоженная и совершенно безликая, если не считать мутного марева горной гряды, призрачно вырисовывающейся на горизонте, да сухих пучков бес-травы, что приносит и сладкие сны, и кошмары, и смерть. Редкий надгробный камень служил указателем пути. А узенькая тропа спарывающая желтый песок, - вот и всё, что осталось от столбовой дороги, где когда-то давным-давно ходили дилижансы. С тех пор мир сдвинулся с места, мир опустел.
Рыцарь шел спокойно, не торопясь, но и не тратя времени даром. Вокруг его пояса, точно раздувшаяся сосиска, обвивался дорожный бурдюк с водой, который был почти полным. Не один год совершенствовался рыцарь в "познании" и достиг пятого уровня. На седьмом или восьмом он бы вообще не испытывал жажды. Под бурдюком притаились ножию Его ножи, что как влитые ложились в руку. Прикрепленные к поясу крепкой веревкой из сыромятной кожи, они покачивались при ходьбе. За спиной висел двуручный меч. Желтая, тщательно отполированная рукоять меча была сделана из лучшей сандаловой древесины. Меч и ножи мирно покачивались. Они уже пролили кровь. Здесь, в безжизненной пустыне, им не было работы.
Его одежда была бесцветна, как дождь или пыль. Ворот туники был распахнут, сыромятный шнурок свободно болтался в пробитых в ручную дырках. По штанам из грубой саржи тянулась строчка.
Он остановился у пологой дюны и оглядел растоптанные угли маленького костерка с подветренной стороны, с той стороны, откуда солнце уходит раньше. Такие вот мелочи - знаки, подобные этому, лишний раз подтверждающие человеческую сущность человека в черном, - неизменно доставляли ему самое настоящее удовольствие. Губы его растянулись в подобие улыбки на изъеденных жаром пустыни останках лица.
Среди пепла не было ничего, лишь обгорелый кусочек бекона. Рыцарь задумчиво съел его. Так было всегда. Уже два месяца он преследовал человека в черном в этой пустыне и до сих пор еще не нашел никаких следов: только эти гигиенично-стерильные идеограммы пепла костров.
Беольше никаких следов; ветер, острый как бритва, уже стесал и те скупые отпечатки, которые могли удержаться на песке. Ничего. Вообще ничего. Только эти остывшие кострища вдоль древней торной дороги и неумоливый дальномер у него в голове.
Он уселся и позволил себе отхлебнуть воды из бурдюка. Оглядео пустыню, поднял глаза к солнцу, что спускалось теперь к горизонту по дальнему квадранту неба. Нарвав бес-травы, рыцарь разложил костер в круге пепла, осталенного человеком в черном. Ирония данного обстоятельства, как и романтика жады, показалась рыцарю привлекательной. Горькой, но привлекательной.
Он не сразу достал свой кремень и кресало. Он дождался, пока последние проблески дневного света не обратятся в летучее марево на земле под ногами и в узкую ядовито-оранжевую полоску на однотонном западном горизонте. Он терпеливо глядел в сторону севера, туда, где высились горы, не надеясь и не рассчитывая увидеть тоненькую струйку дыма от другого костра. Он просто смотрел, потому что таковы были правила. По-прежнему ничего. Он был уже близок к цели, да, но относительно близок. Не настолько еще близок, чтобы в сумерках разглядеть дым.
Он высек искру на охапку сухой измельченной травы и улегся на землю спиной к ветру, чтобы дурманящий дым, навевающий грезы, уносился в пустыню. Ветер, разве что изредка поднимавший вихревые спирали, дул ровно и неизменно.
Немигающий звезды над головой светили тоже ровно и неизменно. Миллионы миров исолнц. Головокружительные созведия, холодное пламя всех первозданных оттенков. Пока он смотрел, темно-лиловый цвет неба был поглощен черным. Прочертив эффектную дугу, во тьме мелькнул и погас метеор. Костер горел медленным, ровным пламенем, в раскаленной его сердцевине плясали фантомы. Рыцарь их не видел. Он спал... -
Глава I. Часть 2.
Он спустился с последнего из предгорий, ведя за собой пеку, чьи выпученные от жара глаза уже были мертвы. Три месяца назад он миновал последний городок Моррок, а потом был только заброшенный тракт, где некогда ходили дилижансы да изредка попадались посты приграничья.
Пять дней прошло с тех пор, как позади остался последний пост, и рыцарь уже начал подозревать, что никакой жизни больше не будет, но, поднявщись на гребень последнего иссеченного ветром холма, увидел низко нависшую крышу, покрытую дерном, на лавочке возле входной двери лежал лук и колчан стрел.
Поселенец - старый человек с копной волос цвета спелой клубники, что косматыми патлами свисали почти до пояса, - с неистовым усердием пропалывал хилые кукурузные всходы. Пеку издал жалобный хрип, поселенец вскинул голову: с минуту рыцарь находился под прицелом этих ярко-голубых глаз. Поселенец поднял обе руки в небрежном приветствии и снова склонися над ближайшей грядкой.
Рыцарь неспеша спустился с холма.- Доброй жатвы твоим посевам.
- Доброй и твоим, - отозвался старик и выпрямился в полный рост. Спина старика явственно хрустнула.
- У меня нет ничего, бобы только и кукуруза, - сказал он. - Кукуруза задаром, а вот за бобы тебе придеться заплатить. Мне их приносит один мужик. Заходит сюда иногда, но никогда не задерживается надолго.
Еще мгновение они молча разглядывали друг друга.
Поселенец протянул рыцарю руку. - Меня зовут Браун.
Рыцарь пожал его руку. И в этот момент тощий ворон каркнул на острие низкой крыши. Поселенец указал на него быстрым жестом: - А это Золтан.
При звуке своего имени ворон еще раз каркнул и сорвавшись с крыши приземлился прямо на голову Брауна. - Драть тебя во все дыры, - ясно прокаркал ворон. - И тебя, и курицу твою.
Рыцарь дружелюбно кивнул. - Бобы, бобы, нет музыкальней еды, - вдохновенно продекламировал ворон, польщенный вниманием, - больше сожрешь - звончей перданешь.
- Ты его этому учишь?
- Сдается мне, ничего больше он знать не хочет, - отозвался Браун. - Я как-то пытался научить "Отче наш", - Он обвел взглядом рыцаря. - Ты рыцарь. Верно?
- Да. - Он сел на корточки и достал кисет с табаком.
- И, сдается мне, гонишься за тем, другим.
- Да. - Неизбежный вопрос непроизвольно сорвался с губ: - А давно он тут прошел?
Браун пожал плечами. - Не знаю. Здесь время какое-то странное. Уже миновало больше двух недель. Но меньше двух месяцев. Так что, наверное, шесть недель. Но я не стал бы ручаться.
- Он останавливался? - спросил рыцарь.
Браун кивнул. - Остался на ужин, как и ты. Ты ведь тоже останешься, так мне сдается.
Рыцарь поднялся. Его охватила какая-то странная дрожь нетерпения. Браун приподнял бровь. - Он колдун, верно? - без тени эмоций спросил Браун.
- Да.
Браун медленно кивнул. - Я сразу так понял. А ты?
- Просто человек.
- Тебе никогда его не догнать.
- Ничего, догоню.
Они посмотрели друг другу в глаза, нить глубинного понимания протянулась между ними. - Можешь наполнить свои бурдюки водой. Колодец, там, за домом - небрежно махнув сказал Браун и скрылся в темноте хижины. Рыцарь последовал его совету.
Наполнив последний бурдюк рыцарь вошел внутрь хижины и спустился по лестнице вниз. Браун с помощью деревянной лопатки переворачивал кукурузные початки на угольках крошечного очага. Вскоре по комнатушке разнесся запах жареной кукурузы.
Рыцарь устал; бывало в сутки он шел по шестнадцать, а то и вообще по восемнадцать часов кряду, чтобы оказаться как можно ближе к человеку в черном. И последние двенадцать дней ему приходилось идти пешком; силы пеки были уже на исходе.
Две недели сказал Браун, или, может, шесть. Не имело значения. В Морроке были календари, и они там запомнили человека в черном. Потому что тот, проходя, исцелил старика. Обычного старика, умирающего от травки. И если только Браун не ошибся, человек в черном с тех пор поутратил свое преимущество в расстоянии. Но пустыня еще не закончилась. И пустыня еще обернется адом.
Стрелок посмотрел на Золтона: "Одолжи мне свои крылья, птица. Я раскину их широко-широко, и меня унесет восходящий поток".
Он уже спал....
-
Глава I. Часть 3.
- МЫ ИДЕМ В БОЙ ЗА АЛЬ-ДЕ-БАРАН!!!
Солдаты издали воинственный клич. - МЫ ИДЕМ В БОЙ ЗА НАШЕГО КОРОЛЯ!!!
На сей раз войско испустило оглушительный вопль, который прогремел над равниной подобно раскату грома.
Солдаты противника тоже издали воинственный клич, словно отвечая на на вызов, и через мгновение из центра геффенского войска в небо взмыла одинокая стрела. Последнее эхо воинственных кличей стихло, и командору показалось, что все взгляды устремлены на стрелу, которая на миг зависла над равниной, прежде чем начать стремительное падение. А когда она вонзилась в землю между двумя станами, оба войска хлынули вперед, и воздух огласился хриплым ревом солдат и звоном мечей, извлекаемых из ножен.
Роналд чувствовал, что именно так чувствует себя человек, оказавшийся в центре смерча. В ушах все гудело от жутких воплей, перед глазами все плыло от мелькания рук, ног и сверкавших мечей, которые со свистом рассекали воздух. Взаимное истребление людей носило чудовищно стихийный характер. Это было не сражение - а ураган, сотканый из крови, боли и смерти. Это было безумие. Это было сумасшествие. С поля боя доносились воинственные кличи, а также стоны раненых и умиравших.
Роналд резко проснулся обливаясь холодным потом. Муки прошлого не давали покоя до сих пор. Он посмотрел за окно - было темно. Сколько же он проспал?!
- Твой пеко приказал долго жить, - сказал Браун, чем заставил рыцаря невольно вздрогнуть. - Еда готова.
- Как?
- Сварено и пожарено, как иначе?!
- Нет, я про пеко.
- Просто лег и не встал. Видно же, старый был. - И извиняющимся тоном: - Золтан склевал глаза.
- Ага. - Этого следовало ожидать. - Ну да ладно.
Когда они уселись у одеяла, что служило здесь вместо стола, Браун еще раз изумил Роналда, испросив краткого благословления: дождя, здоровья и просветления душе. - А ты веришь в загробную жизнь? - спросил рыцарь, пока Бран клал ему на тарелку еду.
Браун кивнул. - Сдается мне, это она и есть.
- МЫ ИДЕМ В БОЙ ЗА АЛЬ-ДЕ-БАРАН!!!
-
Глава I. Часть 4
Утром Браун накормил его и отправил в дорогу. При свете дня поселенец оказался поразительной личностью: костлявая сожженная солнцем грудь, тонкие как карандаши ключицы и копна вьющихся рыжих волос. Птица примостилась у него на плече.
- А пеко? - спросил Рыцарь.
- Я его съем, - сказал Браун.
- Ладно.
Браун протянул ему руку, и Роналд пожал ее. Поселенец мотнул головой в южном направлении:
- Иди спокойно. Не торопись.
- Ты же знаешь.
Они кивнули друг другу, и Рыцарь, украшенный гирляндой бурдюков с водой и оружием, зашагал прочь. Один раз он оглянулся. Браун истово ковырялся на своей скромной грядке. На низкой крыше землянки химерой восседала ворона.
Костер догорел, звезды начали блекнуть. Над пустыней гулял неугомонный ветер. Спящий Рыцарь сильно вздрогнул и снова замер. Во сне его томила жажда. Очертания гор во мраке были невидимы. Постепенно мысли о своей вине перестали мучить рыцаря - пустыня выжгла их начисто, - и он обнаружил, что вместо этого его все больше и больше занимает Корт, его учитель. Корт умел отличать черное от белого.
Он снова пошевелился и проснулся. Глядя на потухший костер, очертания которого наложились на другие, более правильные, Рыцарь замигал. Он знал, что он романтик, и ревностно оберегал свое знание.
Это, разумеется, опять заставило его подумать про Корта. Он не знал, где Корт. Мир сдвинулся с места.
Вскинув дорожный мешок на плечо, Роналд двинулся дальше. Он следил, как поднимаются и опускаются его ноги, слушая чепуховую песенку, которая звенела в голове, перевираясь и превращаясь в жалкую путаницу, и недоумевал, когда же упадет в первый раз. Падать не хотелось, пусть даже здесь никто не мог его увидеть. Это было вопросом гордости. Рыцарь знает, что такое гордость, эта невидимая косточка, не дающая гнуть шею.
Неожиданно Роналд остановился и посмотрел вверх. От этого в голове у него загудело, а все тело на миг точно поплыло. На далеком горизонте дремали горы. Однако впереди было и нечто другое, куда более близкое. Возможно, в каких-нибудь пяти милях от него. Рыцарь прищурился, вглядываясь, но глаза ему запорошило песком, а от яркого блеска они ослепли. Примерно часом позже он упал, ободрав ладони, и недоверчиво взглянул на крохотные бисеринки крови среди клочьев кожи. Кровь казалась ничуть не жиже, чем всегда, и как будто бы молчаливо заявляла о своей способности выжить и существовать независимо от него. Выглядела она почти такой же самодовольной, как и пустыня. Роналд смахнул алые капли, испытывая к ним слепую ненависть. Самодовольной? Почему бы и нет? Кровь не испытывала жажды. Она всегда получала свое. Крови приносились жертвы. Кровавые жертвы. Все, что от нее требовалось, это течь... течь... течь.
Он взглянул на капли, приземлившиеся на спекшийся песок - они расплылись большими неровными пятнами и с жутковатой, неестественной стремительностью у него на глазах впитались в твердую землю. Как тебе это нравится, кровь? Что, забирает?
О Боже, да ты на последнем издыхании.
Рыцарь поднялся, прижимая руки к груди, и у него вырвалось удивленное восклицание, заглушенный пылью хриплый вороний крик: то, что он недавно заметил, виднелось почти прямо перед ним. Это было какое-то строение. Нет; два. Их окружал поваленный штакетник. Дерево казалось старым, хрупким до бесплотности, как крылышки эльфа - древесина, взмахом волшебной палочки превращенная в песок. Одна из построек когда-то служила конюшней (отчетливые очертания не оставляли места сомнениям), вторая -жилым домом или же гостиницей. Постоялый двор на трассе рейсовых дилижансов. Грозивший рухнуть песчаный домик (ветер покрывал доски коркой песчинок до тех пор, пока дом не начал походить на замок из песка, который бьющееся о него в час отлива солнце закалило так, что он мог бы служить временным жилищем) отбрасывал скудную полоску тени, а в этой тени, привалившись к стене, кто-то сидел, и казалось, деревянный дом кренится под бременем его веса.
Стало быть, он. Наконец. Человек в черном. -
Глава II. Часть 1
Прижимая руки к груди, Рыцарь стоял, не отдавая себе отчета в напыщенности своей позы, и глядел во все глаза. Однако, вопреки его ожиданиям, вместо громадного, окрыляющего волнения не было ничего, кроме неясного, далекого чувства вины за ту неожиданную яростную ненависть, что несколькими секундами раньше всколыхнулась у него в крови.
Роналд двинулся вперед, вытаскивая меч.
Последние четверть мили он проделал бегом, не пытаясь спрятаться -укрыться было негде. С ним наперегонки мчалась короткая тень. Роналд не сознавал, что его лицо превратилось в серую, ухмыляющуюся смертную маску изнеможения; он видел только фигуру в тени. Лишь позже ему пришло в голову, что сидящий мог оказаться и мертвым.
Пинком проложив себе дорогу в покосившейся изгороди, Рыцарь с поднятым мечом проскочил через погруженный в молчание, залитый ослепительным солнцем двор конюшни.
- Готовся к смерти! К смерти! К сме...
Фигура беспокойно пошевелилась и встала. Рыцарь подумал: "Боже мой, да он сошел на нет, что с ним случилось?" Ведь человек в черном усох на добрых два фута, а волосы у него побелели.
Он остановился, лишившись дара речи; в голове немелодично звенело. Сердце колотилось с сумасшедшей быстротой, и он подумал: "Вот она, смерть моя, тут..."
Втянув в легкие раскаленный добела воздух, Роналд на мгновение поник головой. Когда он снова поднял ее, то увидел, что перед ним стоит не человек в черном, а какой-то мальчуган с добела выгоревшими на солнце волосами. Мальчик внимательно рассматривал рыцаря, но в его взгляде, похоже, не было и намека на интерес. Роналд тупо уставился на него, потом отрицательно покачал головой. Но мальчик пережил его отказ верить и оказался на прежнем месте - коричневые штаны с заплаткой на колене, простая коричневая рубашка из грубой ткани.
Рыцарь снова помотал головой и, пригнув голову, не выпуская из руки меч, двинулся к конюшне. Думать он еще не мог. В голове плясали пылинки и рождалась невероятная, точно в барабан бухающая боль.
Внутри распираемой зноем конюшни было темно и тихо. Рыцарь огляделся, оцепенело всматриваясь в окружающее огромными, блуждающими незрячими глазами. Пошатываясь, он развернулся на сто восемьдесят градусов и увидел мальчика - тот стоял в разрушенном дверном проеме, не сводя с него глаз. В голову, рассекая ее от виска до виска, деля мозг, точно апельсин, сонно вошел исполинский ланцет боли. Роналд убрал меч, покачнулся, выставил руки, будто отгоняя призраков, и упал ничком.
Когда он очнулся, он лежал на спине, а под головой у него была охапка легкого, лишенного запаха сена. Перетащить рыцаря мальчику оказалось не под силу, но устроил он его довольно удобно. Кроме того, Роналд ощущал приятную прохладу. Он опустил глаза, оглядывая себя, и увидел, что рубашка темна от влаги. Облизнувшись, он почувствовал вкус воды. И заморгал.
Мальчик сидел подле него на корточках. Увидев, что глаза рыцаря открыты, он сунул руку куда-то за спину и протянул ему наполненную водой мятую жестянку. Роналд трясущимися руками ухватил ее и позволил себе немного отпить. Когда первые несколько глотков оказались в животе, он выпил еще немного - всего ничего. Потом выплеснул остаток себе в лицо, потрясенно отфыркиваясь. Красивые губы мальчика изогнулись в едва заметной серьезной улыбке.
- Хотите поесть?
- Пока нет, - ответил Роналд. В голове после солнечного удара еще гнездилась тупая ноющая боль, а вода в животе никак не могла успокоиться, будто не знала, куда двинуться дальше. - Кто ты?
- Меня зовут Джон. Можете звать меня Джейк.
Рыцарь сел, и в тот же миг рождающая дурноту ноющая боль стала резкой и безжалостной. Он подался вперед и проиграл краткое сражение с желудком.
- Тут есть еще, - сказал Джейк. Он взял жестянку и отправился вглубь конюшни. Тот кивнул, опустил голову и подпер ее руками. Мальчик был хорошо сложенным, пригожим, лет, наверное, девяти. На его лице лежала тень, но нынче тень была на всех лицах.
В глубине конюшни что-то странно, глухо загудело и заклокотало, и Роналд тревожно поднял голову, сделав движение к рукоятке меча. Звуки продолжались около пятнадцати секунд, потом прекратились. Вернулся мальчик с жестянкой - теперь уже полной.
- Когда вы упали, я не знал, что с вами делать, - сказал Джейк. -Пару секунд мне думалось, что вы меня убьете.
- Я принял тебя за другого.
- За священника?
Роналд резко поднял голову.
- За какого священника?
Мальчик, легонько хмурясь, посмотрел на него.
- Тут был священник. Он ночевал во дворе. Я был там, в доме. Мне он не понравился, и я не стал выходить. Он пришел вечером и ушел на следующий день. Я бы и от вас спрятался, только я спал, когда вы пришли.
- Как выглядел этот священник?
Мальчик пожал плечами.
- Священник как священник. В черных шмотках.
Мальчик кивнул.
- В балахоне и в капюшоне.
- Давно это было?
- Я не знаю. Я не умею запоминать время. Все дни одинаковые.
Рыцарь в первый раз сознательно задумался о том, как мальчик попал сюда, в это окруженное со всех сторон целыми лигами сухой, губительной для человека пустыни, место. Впрочем, делать это своей заботой он не собирался - по крайней мере, пока что.
- Попробуй предположить. Давно?
- Нет. Недавно. Я и сам здесь недавно.
Нутро рыцаря опять запылало. Он почти совсем твердой рукой схватил жестянку и напился.
- Недавно - это когда? Неделю назад? Две?
Мальчик рассеянно смотрел на него.
- Да.
- Что - да?
- Неделю назад. Или две. Я не выходил. Он даже не напился. Я подумал, может, это призрак священника. Я боялся. Я почти все время боюсь. - Лицо мальчугана задрожало, как хрусталь у грани последней, разрушительно-высокой ноты. - Он даже костер не раскладывал. Просто сидел здесь, и все. Я даже не знаю, ложился ли он спать.
Совсем рядом! Так близко к человеку в черном Роналд еще не бывал. Несмотря на крайнюю обезвоженность, ладони показались ему чуть влажными и скользкими.
- Откуда ты, Джейк? - наконец, спросил он.
- Не знаю. - Мальчик насупился. - Раньше знал. Когда попал сюда, знал, а теперь все стало таким неясным... как плохой сон, когда проснешься. Я видел уйму плохих снов.
- Тебя кто-нибудь привел?
- Нет, - сказал мальчик. - Просто я оказался здесь.
- В твоих словах нет никакого смысла, - решительно объявил Рыцарь. Совершенно неожиданно ему показалось, что мальчик готов вот-вот расплакаться.
- Ничего не поделаешь. Я оказался здесь, и все. А теперь вы уйдете, а я умру с голоду. Я сюда не просился. Мне тут не нравится. Тут страшно.
- Не надо так себя жалеть. Обойдись без этого.
- Я сюда не просился, - повторил мальчуган растерянно, но дерзко.
- Расскажи мне то, что можешь вспомнить, - велел он Джейку.
- Совсем немножко. И, по-моему, оно больше не имеет смысла.
- Расскажи. Быть может, я сумею ухватить смысл.
- Был один город... Город великолепный. Там было полно людей, там были высоченные здания и фонтан. В фонтане стояла статуя.
- Статуя в фонтане?
- Да.
- Похоже на Пронтеру!
- Наверное, - безнадежно откликнулся мальчик. - Там были такие птицы, чтоб ездить по улицам. Большие и маленькие. И желтые. Много желтых. Вдоль улиц были бетонные дорожки. Я знаю, что это звучит безумно.
Рыцарь покачал головой и взглянул мальчику в лицо - не врет ли он. Мальчик не врал. -
Глава II. Часть 2
Рыцарь был не из тех, кто живет прошлым: от превращения в лишенное воображения создание, в тупого олуха, его спасало лишь туманное понимание будущего да эмоциональная натура. Потому-то его так изумило теперешнее течение своих мыслей. Каждое имя вызывало из памяти другие - Катберт, Пол, старина Джонас и Сьюзан, прелестная девушка у окна. Но он часто вспоминал... И вот сейчас сидя рядом с этим молчуганом, воспоминания нахлынули рекой...
Поцелуй, поначалу такой целомудренный, расцвел, как цветок: губы медленно раскрывались, наливаясь жаром. Она почувствовала, как его язык коснулся ее нижней губы, и встретила его своим, сначала застенчиво, потом более решительно. Его руки обняли ее за спину, потом сместились вперед. Осторожно легли на нижние полукружья, двинулись к соскам. Она застонала от удовольствия, не отрываясь от его губ. А когда он прижал ее к себе и начал целовать в шею, она почувствовала каменную твердость пониже ремня, как раз напротив той части ее тела, что таяла, как масло на сковороде. Эти два органа предназначались один для другого, она - для него, он - для нее. Страсть проявила себя в чистом виде, налетев, как ветер, и она покорно согнулась под ним, забыв про честь и обещания.
Они помогли друг другу раздеться. Обнаженные, легли, обнявшись, на летний мох, мягкий, как лучший козий пух. Они лежали, соприкасаясь лбами, как в ее сне наяву, а когда он вошел в нее, она почувствовала, как боль перетопилась в сладость, сладость некоего дикого и экзотического растения, попробовать которое удается раз в жизни. Она держалась за эту сладость сколько могла, но потом сдалась, с громкими протяжными стонами, крепко обнимая его за шею. Они любили друг друга в ивовой роще, отринув само понятие чести, забыв о данных кому бы то ни было обещаниях, и наконец Сюзан открыла для себя, что сладость - еще не все, что она сменяется блаженством, поднимающимся от того места, что раскрылось перед ним, как цветок, и заполняющим все тело. Она вскрикивала снова и снова, думая, что не может быть столько наслаждения в мире смертных. Она просто захлебывалась в счастье. Голос Роналда вторил ее. А с ними сливалось журчание ручья. Она буквально вдавила его в себя, лодыжками обхватив колени, покрывая лицо жаркими поцелуями, и он не уступал ей в своей страсти. Они любили друг друга, на исходе последнего великого века, и зеленый мох под тем местом, где сходились ее бедра, окрасился красным, свидетельствуя о том, что она лишилась девственности. Они слились воедино и таким образом предопределили свою судьбу
Они лежали в объятиях друг друга, нежно целуясь и Роналд почувствовал, что засыпает. Удивляться не приходилось - в это лето напряжение не отпускало его, и спал он плохо. Тогда он еще не знал, что бессонница будет преследовать его до конца жизни.
- Роналд? - Ее голос, очень далекий. И нежный.
- Да.
- Ты позаботишься обо мне?
- Да.
- Я не смогу прийти к нему, когда настанет время. Я вытерплю его прикосновения, его выходки, вытерплю, если у меня будешь ты, но я не смогу прийти к нему. Думаю, есть способы скрыть потерю девственности, но я не хочу к ним прибегать. Я просто не смогу лечь в его постель.
- Ладно, хорошо. - И тут, когда ее глаза широко раскрылись, он приподнялся, огляделся. Никого не увидел. Вновь посмотрел на Сюзан, окончательно проснувшись: - Что? Что такое?
- Я, возможно, уже ношу твоего ребенка. Ты думал об этом?
Раньше - нет. Теперь - да.
Уголки его губ начали изгибаться в улыбке.
- Если ты носишь моего ребенка, значит, мне очень повезло.
- И мне. - Теперь она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась грустная. - Мы еще такие молодые. Почти что дети.
Он перекатился на спину, уставился в синее небо. Она, возможно, сказала правду, но это не имело никакого значения. Правда иной раз расходилась с реальностью - то была одна из аксиом, которые хранились в сокровенных глубинах его сознания, там, где соединялись две половинки, сумма которых и являла собой его личность. Сознательный бросок в омут романтической любви - это пришло к нему от матери. Все остальное в его натуре не признавало ни юмора, ни даже метафор. Они слишком молоды, чтобы стать родителями? Что из того? Если он посадил семя, оно должно вырасти.
- Что бы ни ждало нас впереди, мы сделаем то, что должны. И я буду всегда любить тебя.
Она улыбнулась. Он говорил тем тоном, каким принято излагать прописные истины: небо над головой, земля под ногами, вода течет на юг.
- Роналд, сколько тебе лет? - У нее иногда возникала мысль, что при всей ее молодости Роналд еще моложе. Когда он сосредоточивался на чем-то, лицо его становилось таким суровым, что пугало ее. А когда улыбался, то превращался не в ее возлюбленного, а в младшего братика.
- И ты позаботишься обо мне?
- Да. - Он широко ей улыбнулся, Сюзан кивнула и откинулась на спину. Так они и лежали, бедро к бедру, глядя на небо. Она взяла его руку, положила себе на грудь. Сосок, который он погладил большим пальцем, ожил, набух, затвердел, от него побежали искорки. И очень быстро добрались до местечка между ее ног, которое продолжало тлеть. Она сжала бедра, но жар только усилился.
- Ты должен позаботиться обо мне. - прошептала Сюзан. - Я рассчитываю только на тебя. Все остальное - побоку.
- Я сделаю все, что в моих силах. Не сомневайся. Но пока, Сюзан, мы должны вести себя так, словно ничего не изменилось. Должно пройти какое-то время.
Удивляясь собственной смелости, она положила руку ему на живот и двинулась ниже.
- Подтверди свои гарантии. Если хочешь.
Он захотел. И смог. И подтвердил.To были лучшие моменты в его жизни, не забывающиеся никогда: мягкая податливость ее губ, подпирающие их изнутри ровные и твердые зубы. Страстные поцелуи, без тени застенчивости. Остались в памяти и аромат ее дыхания, и упругость тела. Его рука скользнула к ее левой груди, легонько сжала, почувствовала, как бьется ее сердце. Вторая рука поднялась выше и зарылась в волосы. Их шелковистость он запомнил навсегда.
А потом она отпрянула, с горящим от страсти лицом, одна рука коснулась губ, которые распухли от его поцелуев. Из уголка нижней текла маленькая струйка крови. Ее глаза, широко раскрытые, не отрывались от его глаз. Грудь вздымалась и опадала, словно после долгого забега. А между ними пробегали волны, которых ему больше не довелось испытать.
- Хватит. - Голос ее дрожал. - Пожалуйста, хватит. Если ты действительно любишь меня..,
- Еще один поцелуй.
Она тут же доверчиво подняла голову, и он понял, что может делать с ней все, что хочет. Она, по крайней мере в тот момент, не принадлежала себе, она признавала его власть над ней.
Мысль эта охладила страсть, превратила жаркий костер в раскиданные угли, едва тлеющие в темноте. Как он мог влюбиться в эту девушку в мире, где выживают только жестокие сердца? Однако он любил ее.
И вместо страстного поцелуя он легонько коснулся уголка рта, откуда вытекала струйка крови, почувствовал губами соль, по вкусу не отличимую от его слез, закрыл глаза и задрожал, когда ее рука погладила ему волосы на затылке.
- Я не хотела причинять боль, - прошептала Сюзан. - Я многого не понимала, но теперь поздно что-либо исправлять. Но благодарю тебя.., ты не взял то, что мог бы. И я всегда буду тебя помнить. Твои поцелуи. Ничего лучше я не знала. Словно небо и земля слились воедино.
- Я тоже запомню. - Он наблюдал, как она уходит, вспомнил ее обнаженные ноги, мелькнувшие в темноте в ту ночь, когда они впервые встретились. И внезапно понял, что не может отпустить ее. Протянул руку, - Сюзан...
- Нет, - покачала она головой. - Пожалуйста.
Он отступил. Не зная, как ему это удалось.
- Это наша тайна. Да?
- Да.
Она улыбнулась.., но очень уж грустно.
- Держись от меня подальше, Роналд. Пожалуйста. И я буду держаться подальше от тебя.
Он обдумал ее слова.
- Если сможем.
- Мы должны. Должны.- Вы в порядке? - оторвал от воспоминаний Джейк
- Да. - Рыцарь сосредоточенно вгляделся в небо.
Ему было очень жарко, но тошнота прошла. В голове опять зазвучал какой-то мотив...
